Так, надо что-то делать... - Пёс отметил, что как только будет в относительной безопасности, то тут же избавиться но ножа в плече. - Ух ты, блин! - появившийся из-за спины очередной сияющий диск сбил с толку Пса. От его пахло серой и еще чем-то непонятным, этот запах щекотал нос, так что ему пришлось прикрыть лицо ладонью, чтобы не чихнуть.

Он уж было хотел сказать Талии, чтобы не мешала и держалась за ним, но не успел. Люди, не тратя времени зря, бросились второй волной вперед, и пока тот приходил в себя от неожиданности, успели подойти уж слишком близко. Ох, если бы не звероген, ключицу бы точно сломали арматурой! Пёс, закаленный в дворовых битвах (провинциал, что с него взять?), хотел со свей силы вмазать обидчику в нос, превращая его лицо в сплошную рану, но смог лишь сломать ему локоть, коим мужчина успел вовремя прикрыться.

Кажется, толпу разозлило это еще больше. Теперь целью номер один стал сам Пёс, который покалечил как минимум двух. Да и завалить кого посильнее, а потом добить малышню было проще.

Шум драки медленно разрастался, обогащаясь взвизгами, всхлипами и ругательствами. Пёс, одинаково виртуозно ругавшийся на обоих языках, сегодня почему-то предпочел французский, и, не стесняясь в выражениях, поливал грязью соперников. Французы же, обладавшие невероятно острым языком, и умевшие, как никто другой из европейцев, на своем родном языке низвести человека до положения дерьма, выданного отбросами общества, сейчас зачем-то начали ругаться на и на ангийском. А поскольку из английских ругательств, соответствующих случаю, они вспомнили только два, то все время чередовали их. И их "с*ка" и "бл*дь" почти в равных пропорциях нависали над полем боя.

Когда шум свары достиг ушей прохожих, снующих по улицам попросторнее, они остановились и вгляделись в причину шума. Определив, что свару затеяли по поводу мутантов в городе, они сочли ниже своего достоинства приближаться к углу, в котором, шипя и плюясь, возились местные раздолбаи, синекожая девка и какой-то выордок-норд, а послали кого-то из парней за полицией (что для квартала красный фонарей нетипично).

Дежурный офицер, выполнявший помимо не очень обременительных функций слежки за парковкой и пьянства несовершеннолетних, еще и обязанности местной полиции, заорал громовым голосом с соседнего квартала, и, грузно переваливаясь, поспешил на звуки конфликта.

По дороге он успел заметить на балконе какого-то полицейского, который курил, высунувшись со второго этажа собственного дома, и попытался "деликатно" обратить его внимание на происходящее внизу в его смену. Полицай, доканчивающий уже третью сигарету с момента начала драки, и с интересом, исподтишка, наблюдающий потасовку, показал несколькими емкими жестами, как глубоко безразлично ему все, происходящее там, и опять, как бы, сосредоточился на процессе курения. Дежурный махнул на него рукой и, громко завывая что-то совсем нечленораздельное, стал распихивать вопящих людей.

Так, а вот полиция - это уже плохо. - О, французы явно умели драться лишь в барах и лишь как бабы. По крайней мере, клок волос ему был вырван виртуозно. По большому счету, не отошедший от изумления Пёс лишь сдерживал и отталкивал их, но, видя приближающихся слуг закона, решил, что пора смываться.

Собственно, "смывание" началось весело, когда он, ухватив за шкирку мужика потяжелее, дернул его на себя, крикнув Талии что-то вроде "Отойди, детка!" и резко повернулся кругом, используя его тело, как груз для удара, раскидывая всех вокруг. А опосля и самого мужчину пустил в свободный полет в сторону полицая.

Смываемся. Посмотрим, ребята, умеете ли вы лазить по стенам! - Пёс рванул в сторону ТиДжей, пригибаясь к земле, на ходу подхватил ее, перевалив через плечо, и запрыгнул на кирпичную стену, впиваясь когтями в податливый, мягкий камень. А потом прыгнул в сторону, поворачиваясь, хватаясь за противоположную стену, но уже несколькими метрами выше. И снова оттолкнулся от поверхности, и вновь приземлился на противоположной стене, но уже выше. И так, прыжков в шесть-семь, он оказался на крыше. Правда, и там останавливаться не собирался, слыша, как кто-то взвыл про пожарную лестницу. Необходимо было скрываться, и срочно, потому, придерживая Ноктюрн, он бросился бежать, перепрыгивая по карнизам, и петляя между надстройками на зданиях.

И так, пока, наконец, шум не исчез, а он не нашел заброшенную голубятню, на которой сейчас сидели грачи, и под которой и опустил чертенку, согнувшись пополам и оперевшись о стену пристройки, шумно дыша, чтобы восстановить температуру тела. По правому рукаву медленно расплывалось багровое пятно.

Мирра почувтсвовала прохладный ветерок, стоило Курту отпустить ее, но он тут же заботливо накинул плащ. Она сжала ткань своими пальцами и подтянула его на плечи - может она и из Сибири, но за 20 лет жизни так и не привыкла к тому чтобы замерзать. И никогда не любила это.

Спасибо, а ты.. не замерзнешь?

Она запрокинула голову и прижалась к нему. Так было спокойней.. девушка сжала пальцами его руки.

-Это замечательное ободрение, если оно не сказано впустую.

Ее тоже захлестывал поток мыслей, поток воспоминаний. Так было приятно просто стоять и молчать. Слушать биение сердца. Чувствовать тепло.
Она как то машинально подняла руку и запустила в его волосы. Пальцы пробежались по лицу, остановились на щеке. Вокруг стояла тишина, спокойствие, и Мирре начало казатиься что стук ее сердца разносится в горах. Она развернулась.

И замерла. Замерла упершись взглядом в его желтые глаза. Мир вокруг потихоньку растворялся, обращался в туман.. густой тягучий туман, куда он и уплывала, все так же смотря в глаза Курту.

Не прошло и двух ударов сердца, но ей показалось что она стоит так часами. Так близко, что от горячего дыхания его колыхались ее темно русые волосы, рассыпавшиеся по плечам.

Странная волна жара накрыла её тело с головы но казавшихся, оледенелыми ступней, оставив странное ощущение в животе.
Тут же она оценила, как мило она выглядит со своим по- детски напуганным лицом и большими наивно открытыми глазами. Почти машинально девушка обвила его шею руками, запустив пальцы в его непослушные волосы, и замерла лишь на секунду а затем, обжигая горячим дыханием, коснулась губами его щеки.

И не важно было что потом, просто сейчас хотелось быть рядом и быть самым важным , самым желанным человеком…Стать одним целым на короткий миг, застывший вечностью в другом мире, и унести частицу его в себе. Подарить всю нежность скопившуюся за долгое время и забрать ласку и обожание в глазах. Чистые, страстные, свежие. Потому что так хотелось её капризно-нежной чисто женской натуре.

Да не замерзну, что со мной сделается?

- О тебя погреюсь,- тихо отметил он, помогая ей укутаться в плащ.

А я-то думал, жалкое ободрение. Но ничего умнее и искреннее в голову не пришло.

Подняв голову, Курт уставился на вершины гор вдали. Вообще-то, было довольно прохладно, но кому тут привыкать? Только вот,- банально, хвост замерз, приходилось, как недовольному коту, водить им из стороны в сторону.

Тихо так...

Тишина... она или есть, или ее нет. Но когда она есть, она может быть разной. Она может быть вязкой, поглощающей, словно болото, из которой хочется выбраться, но отчего-то не можешь ее нарушить, и она затягивает и душит всё сильнее, и с каждой секундой всё сложнее выбраться.

Тишина бывает жуткая, когда ты сидишь, один, и ждешь, что услышишь хоть что-то.

Nишина бывает звонкая, когда сидишь не в одиночестве, но в уединении.

Когда в одиночестве - тишина мрачная, щемящая.

Тишина бывает напряженной, между двумя или больше людьми, когда, кажется, нарушь кто ее - и разразится скандал, и нарушившего это спокойствие остальные разнесут в пух и прах.

А сейчас тишина была приятной. Приятная тишина. Просто словно бы от слов немного устали. И мыслей нет почти, просто наслаждение то ли пейзажем, то ли моментом, то ли, и тем, и другим. Такое себе подобие транса... почти ничего не замечаешь. Впереди пролетел неизвестно откуда взявшийся тут хохлатый орел. В другое бы время Вагнер наверняка обратил бы на это внимание, но сейчас - нет. Незачем отвлекаться было на отдельные части пейзажа или единичные ощущения, когда их водоворот куда приятней.

Курт даже не заметил, как Мирра подняла руку, и даже не сразу среагировал на прикосновение к волосам. Лишь спустя секунду слегка повернул голову, и тут же остановился. Могло бы показаться даже, дернулся. Из-за температуры округ пальцы девушки были холодными, и, прикасаясь к коже, казалось, оставляют линии - сначала ледяные, но быстро нагревающиеся, и становящиеся обжигающими, а потом просто исчезали.

Мирра провела пальцами по щеке, поперек нескольких татуировок. Обычно они скрыты под относительно длинными вьющимися волосами, но вообще-то чем-то отдаленно напоминали Инь-Янь - символ добра и зла, мужского и женского начала, спокойствие и движение, рождение и смерть... но к чему это? Изображение только лишь напоминало этот символ, и то очень отдаленно.

Взгляд Курта, когда Мирра развернулась, мог показаться немного уставшим. Он слегка улыбался, стараясь понять, что же в его глазах могло привлечь, кажется, привыкшую к нему девушку? Она стояла близко, и, будучи пониже, казалась маленькой и трогательной, напоминая брошенного лохматого котенка.

Может, из-за этой ассоциации, Курт, на миг отпустивший ее, снова приобнял над поясницей, в чисто инстинктивном желании защитить. Как раз в тот момент, когда Мирра подтянулась, обхватив его шею.

Призрак чуть сильнее прижал ее к себе, с плеч упал его плащ, на что в голове отдалось совсем детское Холодно ведь... и тут же отложено в долгий ящик, словно и не возникало этого беспокойства. Всё еще было тихо, и всё еще странная смесь пейзажа и ощущений, на этот раз - меняющихся. Но никакого дискомфорта от этих перемен не было, просто какое-то принятие, как будто наблюдение за тем, как перетекают друг в друга цвета радуги - от красного к фиолетовому.

Отчего-то он отметил, что ресницы у Мирры почти черные, несмотря на русый цвет волос. Странная мысль, которой тот уж было хотел удивиться, но не успел, когда она подвинулась уж вовсе близко, легонько коснулась губами щеки Курта, а он чуть подтянул ее к себе, обнял крепко-крепко, прикрыв глаза, и опустив голову. Он уткнулся носом ей в волосы, прижавшись к щеке девушки. Мирра пахла чем-то сладким, Призрак только не мог различить - чем. Да и не зверь он, чтобы вычислять.

Всё это Курт примет за продолжение этого своеобразного "спасибо" со стороны Мирры, причем, с его позиции "спасибо" ни за что. Правда, он пока об этом не знает. Эта оценка придет через несколько минут, а сейчас он и не думал. Странная, наверное, картина вырисовывалась - девушка в белом платье, прижимающаяся к обнимающему ее демону,- традиционно,- в черно-красном. Холодно, и почти морозный ветер, и ни души вокруг, а на небольшой поляне на скальной плоскости стоит девушка, которую, словно при тяжелом прощении, синекожий демон оплетает руками и длинным лучевидным хвостом.

Janaka, тсс не пали ^^ по моему, этот пост человека три как минимум сочиняло :)))

Майкл остановил машину примерно на растоянии полуколометра от дома. Остальной путь он шёл пешком. Подобравшись к дому маньяк оценил, что в доме примерно 5 человек: ребёнок, 2 парня и две девушки, по словам Мирры они обе ему не подходили. Майкл терпеливо продолжал ждать в своей засаде. С странным удовольствием отметил про себя , что малышка в корсете жива, здорова и всё также соблазнительно.

Внимание маньяка было послностью сосредоточенно на окне показывающем гостинную. Словно у дикого зверя все его чувства были напряжены и остры. В окне появилась блондинка в красном платье. кинув взволновоный взгляд во двор она отправилась к девочке, сидящей на диване.

Всё, дар речи потерян безразвратно.... Понятно было что это чудо и есть его добыча. Господи, знал бы я что ты меня так ждёшь, я бы давно пришёл к тебе...Ничего в ожидании половина удовольствия...По телу майкла пробежала судрога возбуждения.

Девушка в окне, что-то говорила девочке, гладила по голове. Потом встала и вышла из гостинной. Видимо ребёнок попросил принести печенюшек. Честные дети любят не маму с папой и конфеты. За это и люблю детей. Так малышка , а теперь ты поможешь дяде Майки получить его новогодний подарок в красной упаковочной бумаге.

Елена сидела на диване и Ждала пока добрая тётя в красивом платье принесёт ей поесть. Ей было очень грустно. Малышка хотела домой к родителям. Хотела играть со своими друзьями и игрушками. А здесь были страшные разрушенные стены. В окно кто-то постучал. Девочка донняла свою головёнку и тут же плюшевый кролик за стеклом нырнул вниз. Девочка слезла с чуть высоковатого для неё дивана и пошла к окну. Пододвинув к подоконнику стул Елена залезла на полученную конструкцию и начала искать кролика любопытными глазами. К её удивлению мягкий пушистик неподвижно лежал на середине двора. Не раздумывая ни сикунды девочка пошла за кроликом на улицу, вдруг он поранился и теперь не может встать или просто хочет поиграть.

Когда Джанака вошла в комнату в горячим молоком и печеньками сердце её сжалось. Девочки в гостинной не было. Она поставила поднос к недоеденным бутербродам и подошла к окну. Там, за стеклом, счастливая приобретением нового друга, сидела Елена и что-то старательно объясняла игрушке. Джанака четко видела, что играется она с плюшевым белым кроликом. Стараясь не размышлять над опрометчивастью своего поступка Джанака направилась к двери. Дверь на улицу и окно, в котором было видно девочку выходили на разные стороны.

Дверь распахнулась. В воздухе запахло фруктовым ароматом. Вдохнув запах своей новой знакомой , недожидаясь официального знакомства маньяк подхватил девушку на руки и бесшумно закрыл дверь. Майкл выкачал из девушки силы. Джанака потеряла сознание. Вот мы и вместе, надеюсь ты не слишком устала меня ждать.?.

Майкл перекинул красивое тело через плечо и быстро устремился в лес, в сторону машины.

В машине Майкл разместил свою добычу на заднем сидении по-удобней, чтобы не помять и не сломать до назначенного времени. И поехал дальше от домика по лесу.

Где-то через полчаса езды маньяк понял, что больше не может ждать. Или он сейчас распакует свой подарок или...никаких или. На какой-то поляне он остановился. Вытащил девушку и положил на траву.

Красивое декольте обнажало татуировку руны огня. Глаз маньяка начал дёргаться. Над Майклом брало верх дьявольское желание овладеть этой женщиной, почувствовать её каждой клеткой своего тела.

Пытаясь контролировать себя и дышать глубже, Майкл достал скальпель.

-А сейчас, малыш, мы поиграем в доктора. Черт, твоё платье просто создано для осмотров. Красивая нежная кожа светилась матовым светом. Не хотелось портить такую красоту грубыми острыми предметами. Майк психанул, выкинул нож в сторону и прильнул губами к груди девушки. Страстно впиваясь пальцами в тело Джанаки и оставляя на нём синяки, маньяк покрывал поцелуями шею и обнаженную грудь.

Страсть ударила в голову и он перестал себя контролировать. В экстазе он прокусил девушке грудь до кровиви. От боли Джанака очнулась и вскрикнула. Тут же Майкл переключился на красивое лицо: её большие голубые глаза в испуге смотрели на безумного белого кролика.
Одной рукой Майкл прижимал к себе девушку , другой сжимал её окрававленную грудь.

Когда на руку с печатью попала кровь Джанаки , всё её тело охватил огонь. В голове появилась пьянщая лёгкость, мысли спутались, все нервные окончания возбудились до предела . Что-то готово было выйти из девушки наружу с фейерверками и взрывом. Хлылул дождь, давая облегчение разгорячонной плоти. Со стоном девушка выгнула спину в руках маньяка, откинувшись назад.

Майкл перестал что-то соображать всё происходившее было больше похоже на инстинкты. Как только мокрое от дождя тело прогнулось в экстазе, рука с печатью поднялась над телом. Пространство в двадцать сантиметров между татуировкой Джанаки и ладонью Майкла засветилось. И в нём по частицам собирался кристал. Выходящий из тела Джанаки. Каждая выходящая частица кристала отдавалась взрывом в теле девушки. Каждая нарощенная крупица заполняла силой Майкла....

Всё ещё лил дождь. На траве лежала девушка в красном. Её глаза отражали небо. Казалось из неё вытащили все, ничего не оставив. И теперь она часть неба. Что нет ни глупой плоти, ни жалких мыслей....лишь кристально чистая вода падающая вниз.

Рядом лежал Майкл. Ему казалось, что он полон. Полон до краёв и стоит ему пошевелиться и он разольётся на миллионы капель. Залив весь этот мир собой.

Тишина заведения после шумных улиц буквально убаюкивала. Пёс занял столик поближе к бару. Зачастую там темно и шумно, потому места пустуют. Зато можно охватить взглядом почти весь зал.

Обычно в подобных местах воркуют влюбленные парочки, но только не в такое время суток. Сейчас здесь можно увидеть деловые обеды, небольшие группки туристов... у барной стойки сидели двое. Статный мужчина, одетый экстравагантно, с иголочки, с козлиной бородкой и клетчатым шарфом. Практически всё в нем выдавало выдающуюся личность, писателя, поэта, режиссера, актера, да бог его знает. Мало того, образ человека небезызвестного подкреплялся еще и спутником (от разглядывания отвлек официант, и Пёс поторопился быстренько что-то заказать). Разглядыванием последнего он и занялся.

Судя по блокноту в руках, он был репортером. Судя по фирменной ручке, репортером газеты "Le Monde". Странный же это был юноша. Совсем еще мальчик, но уже по-мужски высокий, но неуклюжий, как щенок - ручка то и дело выскальзывала из его пальцев и ее приходилось ловить. Костюм, - судя по всему, новый, - сидел на нем глупо. Эта отвратительная коричневая одежда явно предназначалась для кого-то намного старше. Воротник, крой, ткань - всё было не так. Такое произведение швейного искусства могла купить ему, разве что, его мать. Своему родному сыну на его первую после школы работу, надеясь, что ее дитя со временем так-сяк "врастет" в костюм. Только вот обычно, прощаясь со школьной формой, юноши не прощаются с отрочеством.

- Быть может, мсье желает снять плащ? - Черт, ну кто просил его отрывать меня?! - Пёс отчаянно пытался вернуться к разглядыванию любопытного журналиста. - Мсье? - Пёс резко взглянул на приставшего официанта исподлобья, и тот попятился назад, бормоча что-то виноватое. - Вот и хорошо...

Но в поведении юного работника прессы было что-то еще, кроме неуклюжести. В его поведении была какая-то назойливость, какое-то нервничанье. Каждый раз, когда его немолодой спутник переводил взгляд со своего кофе на паренька, во взгляде уставших глаз можно было прочитать "Интересно, а чего ему от меня надо?".

- Мсье Парментье, - начал он. Ах, так вот оно что! Парментье! Тот самый писатель! - Расскажите мне правду.

Ха! Правду! - Пёс не удержался и хмыкнул, отвлекаясь от разглядывания обоих, и заинтересовавшись собственной салфеткой, которая кое-как легла на колено, и шныряющими, словно крысы в трюме, официантами, которые улыбались посетителям одновременно и услужливо и едко. - Что за идиотская просьба, прости Господи! Правду!

Видимо, мысли Пса писатель разделял. Было почти слышно, как лениво ворочается в голове мысль "Что же ему от меня надо?". Да и сам Пёс был уверен, что журналисту хотелось услышать что-то конкретное.

Вообще-то, он часто встречал оных. Живых, дышащих монстров, уродцев, было в мире не так уж и много, и иногда, очень редко, очень иногда, репортеры получали право пообщаться с этими уродами. Пёс ничего не имел против людей, которые любят правду. Кроме того, что слушать их становится нудно. Но он терпел их всегда. До тех пор, пока они не начинали издеваться над чужим умением умалчивать или придумывать истории - вот тогда его терпение кончалось. Но когда не трогали его - не трогал и он.

Меня не раздражают любители правды, меня раздражает сама правда. - Мужчина с удивлением отметил, что успел заказать пирог с печенью. И с еще большим удивлением - непонимание официанта, отчего тот не захотел никакого питья. А разве можно подобное блюдо запивать водой или молоком? Только вино, да-да, а после вина Пёс начнет сильно буянить, так что лучше воздержаться.

Меня не раздражают любители правды, меня раздражает сама правда. В отличие от выдумки - какое утешение, какую помощь в трудный момент может предоставить правда? - Да, в основном, когда кто-то давал интервью, он врал. По крайней мере, из окружения Пса. Конечно, многие люди не любят давать интервью. "Снова те самые надоедливые вопросы!" - жалуются они. - А на что они рассчитывают? Репортеры ведь - работяги, и ставить вопросы - их работа! То ли дело мы, актеры, или они - писатели. Мы ведь не обязаны давать одни и те же ответы только потому, что нам задают одни и те же вопросы! Нужно придумывать ответы новые, ведь люди, так или иначе задействованные в искусстве, зарабатывают себе на жизнь фантазией!

Глаза парня аж горели от нетерпения, словно в приступе лихорадки. Пёс посмотрел на его профиль и тут же отвернулся, подумав, что у юноши, быть может, болезнь какая-то. Ведь он так внимательно рассматривал своего собеседника, что, казалось, пытается прочитать с его тела написанный мелким шрифтом текст.

- Расскажите мне правду. - Повторил он.

Писатель задумался над этими словами. Он наверняка взвешивал предстоящий рассказ и его возможные последствия. И его явно напрягали глаза этого мальчика, горящие на бледном лице.

- Хорошо. - к удивлению Пса ответил тот. Вот теперь стоило прислушаться.

Спустя полчаса, парень вышел. Вяло попрощавшись, в каком-то отчаянии, так, словно из него выпили душу. Пёс наблюдал за ним и через окно. Безвольно опустив плечи, он шел себе прочь, казалось, шмыгая носом.

Писатель не рассказал ему правду. Разве он мог? Это была еще одна история, выдуманная, просто приближенная к правде, и какая-то минорная, что на душе становилось тоскливо. Его энергии, его запала, словно не было. Они не умерли. Это писатель убил их. Глупо было полагать, что когда-нибудь мастер пера, зарабатывающий на жизнь выдумкой, расскажет правду. Но паренька отчего-то стало жалко.

Нет, этот мальчишка сам виноват. Виноват, что поверил всё, не был осторожен и принял всё за правду.

Отчего-то, ситуация Пса тронула. Может, воспоминания прошлого взяли верх, а может, просто в голове засела эта фраза, сказанная почти с вожделением, с такой же страстью, как шепчет любовник девушке. "Расскажите мне правду". Уже в третий раз попросив себе еще кофе, Пёс попросил угостить от него задумчиво усмехающегося "мсье Парментье", даже не думая, кем в таком случае выглядит. Ситуация правда его тронула, а в таких случаях он становится слишком сентиментальным.

Стоял теплый солнечный денек. Солнце светило ярко, дул теплый ветерок, и вообще день был идеальным. Никому в этот день не должно ыло быть плохо, но исключение составляла девушка, одиноко мучавшаяся от боли, и жадно поглащавшая маячивший впереди особняк.

Энн решила что это ее последний шанс. Она собрала волю в кулак, и использовала свой последний козырь.

Так будет лучше для меня, это единственный вариант
Животное, прихрамывая на одну ногу и тихо поскуливая от боли начало свой путь от самого начала леса. Человеческими глазами, белая волчица впивалась в окна и двери особняка, моля Бога чтобы кто-нибудь выглянул в окно или вышел проветриться на улицу. Одновременно, хищница решила дойти до двери, а там вернуться в человеческий облик. Авось кто нибудь и заметит ее уже наверное к тому времени похолодевшее тело.

Сил дойти не было. Трансформация отнимала определенные силы, которых у Энн МакКензи оставалось совсем мало. Уже в облике человека, она подошла и постучала в дверь. Наверное ее кто то все таки услышал, потому что через несколько мгновений дверь открылась. Но девушка теряла последние капельки сознания.

Уйдите... вы предадите меня... вы такие же... ничем не отличаетесь от обычных людей как в горячке шептала девушка. Потом она начала называть чьи-то имена, но было сложно понять о чем она говорит-лицо было исцарапано и много запекшейся крови было на лице.

-Где он... человек... из сна... он тут... он как и я.... животное....

Потом ей чтото начали говорить, трясти за плечи, а Энни упорно ждала ответа про человека из снов. Так же ей очень хотелось узнать кто эти люди. Где она. И кто она в конце концов такая.

Сегодня у Брайана было на редкость мало работы. Проще говоря, ее вообще не было. Трудно представить, скольких людей каждый день хоронят в Нью-Йорке. А сегодня все будто ожили. Брайан даже заскучал. Он лениво перелистывал страницы прочитанного вдоль и поперек «Экологического подхода к зрительному восприятию» Джеймса Гибсона.

За приоткрытой дверью послышались торопливые шаги и невнятные слова. Это могло означать только, что у морга новый клиент. Лицо Брайана стало сосредоточенным, он весь обратился в слух. Судя по всему, клиент был женского пола и весьма не дурен собой. Хоть одно приятное событие за день. Мозер хотел было захлопнуть книгу, но передумал. Вместо этого, он аккуратно положил ее на стол в открытом виде. Брайан подошел к окну и открыл жалюзи. Он только делал вид ,что задумчиво разглядывает что-то за стеклом, на самом деле, он просто ждал. Он планировал, когда суматоха уляжется, спуститься вниз и посмотреть на новую клиентку.

Пройдет еще немало времени, прежде чем ей суждено будет попасть к нему в "гримерную". Сначала вскрытие, поиск родственников, опознание. И лишь потом, когда родственники уладят все бухгалтерские дела, девушку передадут в руки Брайану. Почему бы не взглянуть заранее?

Мужчина высмотрел не противоположной стороне улицы «форд-таурус» серебристого цвета, которого там, по его расчетам, быть не должно.
- Я стал излишне подозрительным. – Подумал Брайан, отведя взгляд от машины, - С тех пор, как за мной начали следить, я повсюду ощущаю себя, как на витрине магазина. Я всегда обладал «здоровой паранойей», но это уже слишком.
Все началось около месяца назад. Просто что-то вдруг пошло не так и Мозер начал ощущать ,что за ним беспрестанно наблюдают.

- Быть может, в полиции узнали о том, чем я занимаюсь, и теперь они решили поймать меня с поличным? – Размышлял он, и он имел в виду вовсе не работу в морге, а шесть аккуратно уложенных в глубине канализационных коллекторов мертвых тел. – В любом случае, если буду хорошо себя вести, я буду в безопасности. Я хорошо позаботился об этом.… Но, боюсь, долго я в таком режиме не протяну.

Голоса за дверью стихли, что означало, что «новенькая» нашла свое место в прохладной комнате среди себе подобных. Подождав несколько минут, Брайан уверенно направился вниз, в подвал.

В подвале, собственно, и находилось то самое место, куда студенты-медики мечтают попасть на экскурсию. Мужчина открыл дверь и вошел. Он прекрасно знал расположение всех «обитателей» этого места, так что без труда нашел новое, прикрытое белой материей тело. Он подошел и осторожно приподнял ткань с лица.

- Пожалуй, да, красивая, - С такими, как она было приятно работать. – Но, какая-то живая.
Брайан был удивлен. Он не поверил своим ушам, когда расслышал не принадлежащее ему дыхание. Более того, прислушавшись, он мог услышать даже сердцебиение девушки. Все говорило о том, что где-то на пути сюда произошла досадная ошибка.

Брайан решил не будить Джейн Доу (так было написано на бирке, а точнее на почти четверти бирок в этой комнате), а подождать, когда она сама очнется. Ему было интересно увидеть ее реакцию. Что это будет: страх, паника, злость? Она, наверняка, расплачется и будет умолять увести ее отсюда. Или смутится, она ведь совсем голая? Как человек, она имела право на любую реакцию. Поэтому Мозер аккуратно вернул белую ткань на ее законное место, накрыв лицо девушки, и направился расхаживать туда-сюда по помещению.

Тодт аккуратно опустилась на буйную, зеленеющую траву. Впервые ей удалось приземлиться не так неуклюже, как раньше, а мягко... так, как Шельме. Надо бы у Шельмы поучиться летать. Она молодец, она знает, что к чему.

Была уже почти ночь. Молоденькие листочки одичавшей газонной (или просто лесной) травы слегка скрипели под ногами. Температура резко упала, и оттого на них образовалась роса. Мелкие бисеринки, почти как морось. И когда подошва размазывала их по зеленым отрезам, торчащим из земли, они издали скрип, похожий на писк, словно бы эта самая зеленеющая земля возмущалась - зачем губить ее буйный цвет?

Небольшое углубление в земле, наполненное вчерашним дождем. Тодт остановилась, взглянув туда. На душе было так горько, она не понимала, отчего. А может, оно и к лучшему?

Казалось бы, обычная лужа. Кому-то, может быть, и казалось. А Амина отчего-то даже испугалась. Она в этой луже внезапно для себя увидела небо, тучи, редкие звезды. Там небо, в луже, хотя обычно вода. А потом она подняла глаза вверх. По закону жанра вместо неба она должна была бы увидеть воду - капающую, льющуюся из тяжелых свинцовых туч, прямо на лицо, но... но в жизни закон жанра действует крайне, крайне редко. Над нею плыли облака и тучи, загораживая серп Месяца и созвездие Кассиопеи, так ярко виднеющееся на небосклоне всё это время.

Кот на руках чуть дернулся, высвобождая передние лапы, чтобы выгнуться и тоже взглянуть наверх. Что же так заинтересовало подругу? Нет, не хозяйку - хозяйкой кого-то Тодт бы себя не назвала. Кот, вернувшийся к ней спустя столько времени, был другом. И ввиду последних мыслей, обещал оставаться единственным.

- Ты ведь пойдешь за мной?- спросила Тодт, опустив глаза на кота,- Ты же меня не бросишь, да?

В ответ то же самое вопросительное "мрр". А что он еще мог ответить?

- Хорошо ведь быть животным. Такие, как ты, вы... или беззаветно преданы, или беззаветно свободны. Ты вряд ли меня бросишь, верно?

Кот в ответ потерся о плечо белесыми усами и громко, гулко замурлыкал. Тодт вновь подняла голову, начав прогуливаться под ветвями только начавшего зеленеть дуба, и смотрела, как черные в это время суток мелкие листочки загораживают темно-синее небо.

- Меня некому было бросать. Ты будешь первым, кот,- шепнула она заговорчески, но тут же осеклась. Нет, не первый. В своё время Виктор тоже ее не оставил. Может, желая перепродать Магнето, может, просто от скуки - это было Тодт не важно. Важно то, что он вернулся за нею в ту лабораторию. Первый, кого она подпустила близко, первый, кого назвала другом, первый, кто довел ее до слез... да во многом первый. Потому как рядом с ним она провела чуть большим двух часов. Два часа - это был максимум за все шесть с половиной лет жизни, что она помнила. И проводила она этот максимум в обществе соседей по купе в поезде.

- Слишком много раз...- ученый тяжело вздохнул, не в силах отворачиваться от наблюдаемого за ребенком факта,- ...за последние 10 минут я его вспоминаю.

- К чему бы это?- вопрос уже маньяка. С таким нескрываемым детским любопытством...

- Глупые мысли,- кстати, о ребенке. Ребенке, который боялся сейчас развивать тему, пусть даже сам с собой.

Тодт вздохнула, обняв кота крепче. Судя по тому, что мурлыкать тот на миг перестал, ему это не совсем понравилось. Мысли может, и глупые, да, и сейчас Амина вспоминала всё то плохое, что Виктор сделал ей. Как этот 170-килограммовый танк не раз на нее руку поднимал, или как бросил ей досье, за которым она гонялась, но По-настоящему-то видеть не хотела. Как тот успевал обижаться и повышать тон, в то время как она умирала за него и вместо него.

И ничего не выходило.

Этой сволочи сейчас не хватало. Игнорирование друг дружки два дня подряд, и насыщенный день на внезапные встречи, расхлебывай себе эти перемещения. И столько всего предстоит. Шельма с Миррой спасают детишек, Эрик и Себастьян куда-то ушли, Курт сейчас с дочерью в кухне болтает, а сейчас просто хочется побыть рядом с кем-то, знакомым или нет... хотя, лучше, знакомым, и где-то даже дорогим. Не пожаловаться на сложный день, а просто посидеть рядом, чувствуя тепло другого, не чужого человека. Иногда этого хватает, чтобы восстановить баланс сил, и чтобы мир потерял черно-белые краски, вновь заблагоухав всеми цветами радуги. Простого присутствия кого-то рядом порою бывает достаточно, чтобы понять снова, что жизнь не напрасна. Тодт вообще не была склонной к долгим размышлениям на мрачнее темы. Дело не в природном оптимизме, который, на деле, был слегка пессимистичным реализмом... а в психических расстройствах, не дававших мозгу думать о плохом. Потому толчка, или рычага, или чего-нибудь, что могло бы сейчас вытянуть ее из депрессии, в которую она окуналась с каждой секундой всё глубже и глубже, ей очень, очень не хватало. Она нуждалась в ком-то, как в воздухе.

Кот начинал вырываться.

Тодт заметила, что стоит, прижимая... нет, уже даже душа кота в объятьях, с закрытыми глазами, и шепча что-то. Что - она не помнила. На автомате, из простого и горького любопытства она повторила движения губ.

И осела.

- Ma jistax jiġi *...- выдохнула та. Со стороны - словно бы ведомское заклятие.

Кот спрыгнул на траву, вырвавшись из рук. Амина оперлась о дуб. Слава богу, он был здесь, иначе бы она просто упала.

- Не может быть,- повторила она уже по-английски, жалобно так, словно умоляя ее пощадить.

Она сползла по дереву, едва не оцарапав спину, и уткнулась лицом в коленки, обхватив руками ноги. Не может быть... Тодт более всего боялась привязываться к людям настолько, чтобы начинать их любить. Тогда потери вдвойне больнее. Нет, не вдвойне. В сто раз больнее.

- Господи,- прохныкала она, стопроцентная атеистка.

Ладно, она ко многим так привязалась. И к Ванде тоже, и к Курту, и даже успела ТиДжей. Но тут было немножко по-другому. Девушку начало немного трясти, не удержавшись, она буквально завыла. Впиваясь пальцами в плечи, почти до крови расцарапывая кожу. Кажется, кто-то в лесу ей ответил. Она не одинока, выходит? Всё не напрасно?

- Что же теперь делать?- в глазах застыли слезы, когда она подняла их на кота. Он, не понимающий внезапных действий хозяйки, преданно глядел на нее голубыми-голубыми глазами, опираясь подушечками передних лап о ее колено. Она сделала коту больно, а он не злился. И это заставило ее улыбнуться. Грустно так.

Тодт было страшно. Больше всего на свете, может, меньше замужества с детьми, она боялась в кого-то влюбляться.

- Неправда это всё,- пискнула она, поднимаясь,- Это просто глупый день, да?- с каждой секундой всё отчетливее было видно, что она вот-вот заплачет. Самообман - сильная черта многих мутантов. Но не в таких ситуациях, когда всё давно решено за тебя,- П-пошли, котик. Идем.

Медленно, тяжело ступая, словно бы весь день разгружала вагоны угля, Тодт пошагала в дом через заднюю дверь. А она находилась в кухне, специально для тех, кто хочет выпить кофе в саду.

ОФФТОП